читать дальше
История одной прогулки...
Я не выбирала маршрут. Просто захотелось отдать последнюю дань хорошей осенней погоде – тёплой до невозможности, и ласковому солнцу, которое можно было бы принять за летнее, если бы не дыхание осени, слышное в каждом запахе улицы. Это и красивые душистые цветы, пестрящие своим окрасом (хочется сказать «оперением» - как птицы) – дубки, георгины, астры, другие названия не приходят на память; и лёгкий горелый дух, витающий повсюду – ведь во дворах и парках каждый день сжигаются неутомимыми дворниками опавшие листья; и хорошо ощутимая прохлада в каждом дуновении ветерка, даже в самый жаркий из октябрьских дней. Такой сказочной осени я давно не помню. Да и как упомнишь, когда каждый день летишь на работу и с работы, а в выходной не хочется выходить из дома. И так круглый год. Летом наступает время анабиоза – полусонного состояния, из которого непросто выбраться и что-то сделать, жара парализует всё. Зима, весна, за хлопотами некогда поднять глаза к небу. А вот осень!..
Я не Пушкин, любимым временем года которого была как раз она – он называл её «золотая». Просто так совпало сегодня.
Одевшись в любимые брюки со множеством карманов и футболку милого сердцу фасона – с карманами впереди, как сумка у кенгуру, – я решила пройтись по округе. Просто бесцельно побродить, подышать воздухом и насладиться последними (откуда ощущение?) тёплыми деньками.
Парк... Я хожу мимо него почти каждый день. Там всегда много детей, с их мамами и папами. Подростки, прячущиеся в зарослях кустов и деревьев на скамеечках, вдали от суматохи и детских криков. Собаки, гуляющие там же со своими хозяевами. Бабушки и дедушки, уставшие от своих собственных прогулок и решившие отдохнуть на свободной лавочке.
Сиреневые кусты уже начинают желтеть, сначала появляются светлые прожилки, а потом и сам лист постепенно меняет цвет. Одно дерево привлекло внимание, я не знаю его название, но листья его стали оранжево-красными и сыпались от малейшего прикосновения. Ореховые деревья стоят все жёлтые, уже почти голые, орехи с них осыпаются, доставляя радость белкам и детишкам. Однажды на моих глазах собака с аппетитом уплетала грецкий орех, любезно почищенный для неё одной женщиной. Всё верно, орехи очень питательны, ими легко насытиться.
Хорошо знакомые дорожки, кусты с «волчьими ягодами». Кто дал им это название?.. Я уже и не вспомню сейчас, просто однажды кто-то сказал, что эти ягоды нельзя есть, иначе можешь превратиться в волка. Дети всему верят, и я до сих пор побаиваюсь брать их в рот, хотя прекрасно знаю, что ничего не будет. Ягоды действительно не слишком вкусны, я всё-таки попробовала их, через много лет...
Я не думала куда идти, ноги сами принесли меня туда, во двор моего детства. Такой близкий и далёкий. Он как будто застыл во времени. Там по-прежнему стоит маленькая горка-ракета, у всех такие были, наверное, только кто-то снёс оттуда лестницу, и теперь туда обычным способом не забраться. Столбы от качелей, которые на моей памяти так и остались столбами, на этих качелях почти никто не успел покататься – их сразу сломали. Скамейки, от которых остались лишь железки, на них в холодную погоду не посидишь, и удобно не устроишься.
Так совпало время, что на улицах было пусто. На единственных во дворе целых скамейках сидели две бабушки, тихо переговариваясь о мировых проблемах.
Всё-таки изменения произошли. Дверь каждого подъезда теперь «приглашающе захлопнута» и опечатана домофоном, и все они чёрного цвета, наверное, так экономнее, думают люди.
Дерево. Его не было, когда этот двор был моим любимым местом во Вселенной. Всякое место, где мне доводилось бывать определенное время, становилось любимым. Но возвращаться туда не хотелось, оставлять так навсегда. Большой, уже полностью жёлтый, орех нависал тенью над дверью подъезда, где было столько всего нажито и пережито. Неужели он так быстро вырос? А сколько лет прошло? Умственные расчеты показали, что шестнадцать. Да, действительно, ореховое дерево среднего размера вполне могло вырасти за это время, даже из крохотного саженца.
Канализационные люки, по-прежнему не закрывающиеся. Я просмотрела их все, заглянула «в душу» каждому. Там журчит горячая вода и пар поднимается наружу.
Рыжие, белые, чёрные, чисто-серые, полосатые, черепаховые... Кошки, очень много кошек, бесконтрольно плодящихся и оказывающихся без крова в зимние холода, которые бывают даже в Крыму. Сейчас двухцветные кошки и коты всё больше похожи на своих диких собратьев: их пятна и полосы до дрожи напоминают леопардовые и тигриные, но они не чёрные, а второго оттенка в окрасе, обычно на тон-два темнее основного. Раньше это было не так заметно. Что бы это значило?..
Сидя здесь, на железке от скамейки, напротив подъезда, где был когда-то мой дом, где осталось раннее детство, мысли проносились стремительными ласточками. Этот участок двора снится мне очень часто, как будто я что-то здесь оставила, когда уезжала. Он мне снится и зимой, со снегом и льдом, и летом, утонувший в зелени и солнце. Почему? Почему осенью он мне никогда не снился? А сейчас я сижу и смотрю на свой осенний двор, и я уже не помню его таким, может быть, потому, что на глаза наворачиваются непрошеные слёзы. Оттого, что это всё ПРОШЛОЕ, и его уже не вернуть. И уже никогда не будет так, как раньше. Я больше никогда не буду маленькой девочкой, которую жестокие в своем невежестве другие дети дразнят из-за неправильной походки; которая отстаивает своё мнение и право крохотными кулаками, утирая после драки слёзы; которую многие до сих пор считают «не в себе»; которая в то же самое время совершенно беззаботна, и готова улыбаться в ответ на слова прощения и проявление внимания со стороны людей. Что ж, может, это и к лучшему, меня научили защищаться и прощать.
Палисадники за домом, где я самозабвенно и бесстрашно воровала красивейшие разноцветные цветы, рискуя быть пойманной зоркими жителями первого этажа. Мама так и не знает, откуда я таскала охапки цветов. Я сворачиваю за угол и обхожу соседний дом, мы таким путём со старшей сестрой всегда ходили в магазин, за молоком. Оно было в стеклянных бутылках, и мы каждый раз выстаивали огромную очередь, чтобы получить шесть заветных «поллиторовок». Сейчас я думаю – а не много ли это было для маленьких детей? Трёхлитровик я до сих пор домой со скрипом доношу, а тут шесть стекляшек... Ещё мы покупали хлеб, и совершенно забывая о мамином наказе, объедали свежие корки по дороге домой. Это был самый вкусный хлеб в мире!
А вот и магазин. Сейчас там всё по-другому, но сердце каждый раз замирает, когда я захожу туда. Пломбир по двадцать копеек... Я ведь раньше любила мороженое. Почему сейчас я всякий раз отказываюсь от него? Особенно в жару, когда ВСЕ едят его. Настолько не хочу походить на других, что ем «сладость из вафельного стаканчика» только когда погода к этому не располагает – поздней осенью и ранней весной, и только на улице. Теперешний пломбир имеет отличия от того, тогдашнего, - у него нет приклеенной прямо на нём бумажки с надписью о том, что это действительно мороженое, и кто его выпускает. Это вместо упаковки. Но сегодня оно такое же, как тогда, даже пусть без нашлёпки сверху. Сладкое и холодное, его можно есть как угодно.
За магазином посёлок формально заканчивается. Начинаются смешанные посадки – сосны, клёны, сливы и иже с ними. Но мы считаем это хвойным лесом. Мы там катались зимой на санках. Это был настоящий трамплин, с которого сани выезжали прямо на дорогу, на проезжую часть. Не помню ни одной связанной с этим трагедии, видимо, потому, что их не было.
Из грибов у нас водятся только мышата, они маленькие и серые, любят расти под слоем опавшей хвои. Прячутся до последнего. Вкусные.
Сразу за лесом поле, из которого восемь лет назад сделали кладбище. Моя бабушка, пусть земля ей будет пухом, была одним из первых его «поселенцев», сейчас погост занимает огромную территорию. Очень прозаично, что наш посёлок стоит теперь между двух кладбищ – старого и нового. Старое уже закрыли, и вид из окон второго подъезда в нашем доме выходит как раз на старое кладбище, забавный у них там, наверное, вид из окна.
Повинуясь внутреннему порыву, иду на кладбище. Там всегда стоит тишина. Всегда. Почему вороны так любят летать над ним? Это души умерших? Но почему они чёрные? Да ведь они неспокойны. На многих могилах стоят памятники, запирая душу каменной плитой, не давая ей вырваться наружу и свободно летать. Это тяготит её. Я против памятников. Память внутри каждого из нас, опущусь до известной фразы – «умерший человек жив, пока о нём помнят». И это так, и ни к чему огромные куски мрамора и прочих камней, достаточно красивой цветочной клумбы и положенного традициями креста с табличкой, на которой указано имя усопшего. В этом году на поминальное Воскресенье мы пришли на кладбище все вместе, всей семьёй. Среди привычных уже ворон и сорок мы увидели белоснежного голубя, ни одного тёмного пятнышка не было на нём. Не знаю, как у кого, а у меня от увиденного побежала дрожь, настолько это было необычно и... как будто знамение какое-то, доброе знамение. Это была чья-то светлая душа, несомненно. Голубь кого-то искал или ждал, спокойно ходил между могил, как будто в поисках нужной. Потом ещё немного покружил и улетел, боюсь, что он так и не дождался своих родных, не ко всем приходили в тот день, увы.
Хочется поговорить с бабушкой, обнять её как прежде. Но я могу только обращаться к ней, прогоняя ощущение, что это просто мой монолог, а не разговор. Я рассказала ей о том, что у нас происходит, о своих планах, об отношениях с сёстрами. О том, что они вышли на новый уровень. Я попросила её увидеться с папой и передать ему, что я его люблю, хоть моё сознание и не сохранило воспоминаний о нём. Я становлюсь излишне сентиментальной, слёзы опять бегут, не спросясь. Но этого никто не видит, на кладбище пусто как... на кладбище, там нет ни одной живой души.
Пробую выдрать из земли сухие сорняки, они всё ещё колючие, занозят мне пальцы. Пусть остаются до весны.
На выходе поворачиваюсь и прощаюсь со всеми «жителями», они любят, когда их вот так спонтанно навещают, больше, чем один раз в год.
Ещё одно алое дерево, кажется, абрикос. Не могу удержаться, чтобы не сфотографировать.
На этом экскурс в прошлое закончен. Я не выбирала маршрут...